Джиллиан Бернс, романистка и транссексуал, со строгим достоинством поправила свой парик «Дасти Спрингфилд». Она жалела, что приняла приглашение Mo. Это – уже не трущобы. Невидящим взглядом она обводила немногие сохранившиеся развалины.

– Конечно, с этим невозможно иметь дело. Вообще. Даже в сфере вымысла. Я не впитала в себя все, что это для меня означает. Понимаете, я не смогла пропустить это через себя. Может быть, я могла бы отправить одного из моих персонажей на эти улицы, он бы бродил и смотрел… Трудное искусство, вы согласны?

– Да нет, Джилл, дружище, если у тебя подходящая экипировка. – Mo подмигнул и тут же обратил внимание на ее жемчуг. – Настоящее?

– Разумеется, – ответила она. – Это от костюма настоящей Саламбо [96] , мистер Кольер, а не какие-то там южноафриканские поделки. Меня бесят ваши подковырки.

Джерри не мог не признать, что в своем наряде из шелка и перьев Джилл выглядит великолепно. Она могла бы сойти с экрана из фильма, снятого по какой-нибудь ранней повести Мелвина Брэгга [97] .

– У тебя на груди завелся попугай, или тебе просто приятно меня видеть?

Джиллиан машинально оглядела себя; у нее сохранилась щепетильность в подобных вещах.

– Я попросту не думаю, что они были вправе совершать такое. – Казалось, что Мици Бисли вот-вот расплачется. – Я люблю эти места. Я здесь выросла. Когда я была студенткой, у меня был абонемент в Национальном кинотеатре.

– Ты же согласишься, это было не более чем трепом, – сказала Джиллиан. – Пустой треп, ведь так? Эта архитектура гроша ломаного не стоила. Все идеи заимствованы у Баухауза [98] . Или я ошибаюсь? – Она как-то видела другой его клип и всеми силами старалась соответствовать образу. – У нас прямой эфир?

– Вырезать я ничего не намерен, если ты это имеешь в виду. – Mo пнул носком кучу пыли. – Весь бетон импортировался. В ином случае я бы переживал больше. Ты хочешь проявления уважения к предкам, верно? Или я ошибаюсь?

– Я так не думаю, – сказала Джиллиан. Она сердилась на себя за слабость к низкорослым мужчинам. – Что за песню вы напевали?

– Это очень старая песня. – Он понимал, что происходит, и уже начал красоваться перед ней. – Ей не одна сотня лет. «У меня гангрена, веселая и милая гангрена. И жизнь мою съест гангрена. У меня гангрена черная, гангрена зеленая, а еще белесая, смешная». Моего папу ей научил его дед, который услышал ее в Крыму от какого-то человека, а тот ее услышал от какого-то русского чудака, чей дед якобы был французом. Так что теперь дарю ее вам.

Mo говорил осторожно, тщательно произнося все гласные и согласные на манер, который представлялся ему шикарным. Джиллиан отвечала ему с выговором, отчасти напоминавший акцент кокни [99] . Когда он отвернулся к реке, она принялась оправлять манишку на груди.

– Чтоб мне сдохнуть! Малость устарело, пожалуй.

Mo медленно кивнул.

– Ну да. Это настоящая старина. Лично я предпочитаю старину современности, всегда и во всем. А вы?

Таким способом Mo поддерживал легкую светскую беседу.

Он смотрел на все еще стоявшую часовую башню здания Палаты Общин; ее в последний момент спасла группа борцов за сохранение культурного наследия. Они подлетели к башне на массивных военных дирижаблях, чтобы создать электронную сеть, что сделало Анафему еще более опасной для тех, кто ее применяет.

Выйдя из задумчивости, Mo протянул руку Джиллиан Бернс.

– Если вы достаточно насмотрелись, позвольте проводить вас к машине.

21

Микропроповедь

– На хрен маленького попа! – Президент Эвелл проверил свое местонахождение. – Мы выиграли почти милю. Недурно, правда?

Джерри оглядел поврежденные экраны.

– Если тут все правильно, то вы отодвинули границы США в глубь территории почти до Род-Айленда.

– Это только начало. – Президент Эвелл не выглядел молодо. Его лицо покрылось пятнами и приобрело особый сероватый оттенок, как будто покрылось тонким слоем кофе. Джерри подумал, что это, возможно, какая-то форма проказы. Число больных в Южном Нью-Йорке неимоверно возросло. В короткий период, когда у власти стоял один из полководцев, были предприняты попытки мобилизовать врачей, но лекарства оказались поддельными. – Вашингтон сделал такое не в один день.

Джерри вдруг пришло в голову, что Старик покрывает свою кожу известью. Лично он в данный момент не видел в этом смысла. В конце концов сейчас существуют семнадцать черных самопровозглашенных президентов Соединенных Штатов, не считая приблизительно сорока латинов, европейцев и азиатов, большинство из которых контролируют маленькие островные территории размером примерно с остров Уайт [100] . Он поднял голову, когда князь Лобковитц откинул край палатки и вошел в Портапент.

– Мы почти готовы снова захватить Нью-Джерси. – На глазах у Джерри кожа президента Эвелла медленно меняла цвет. С таким явлением Джерри не сталкивался с начала семидесятых. – Если двигаться такими темпами, то к Пасхе будем в Питсбурге. А в День Благодарения мы сядем за столы с индейкой в Балтиморе.

– Может быть, ваш оптимизм немного преувеличен?

– Отнюдь нет, если у вас есть Анафема. – Эвелл осветил чистый бланк.

– А у вас есть Анафема?

– Она в пути. – Эвелл взглянул на Джерри и подмигнул. – Если ваш разумный брат прибудет благополучно, а, монсиньор Джерри?

Князь Лобковитц поджал губы. Джерри видел, что его старинный друг теряет самообладание.

– Президент рассказывал мне, как Альфред Великий начинал с таких же неудач, когда у него подгорали лепешки и все такое [101] , а закончил он созданием Британской империи.

– Можно вспомнить много историй о том, как люди поднимаются с самого дна, – согласился Лобковитц.

Джерри ухмыльнулся.

Негромкий взрыв, сравнительно недалеко.