– Уж не обращать ли нас вы затеяли, старина? – спросил майор Най.

В лучшие дни его родителей жители его деревни распрощались с четырьмя викариями, которые пытались вносить неприятные отягчающие нотки в свои проповеди. Двое из них отождествляли Бога с погодой.

– Я просто пересказываю то, что прочитал в «Телеграф».

Джерри уже научился быстро выбираться из английских лисьих нор [92] . Но он все-таки осознавал свою неловкость, иначе он вообще не оказался бы в этом строю.

Он был уверен: ничего подобного не могло бы случиться, если бы в детстве он читал больше модернистской литературы.

– Не обращайте на него внимания. – Миссис Перссон сама удивилась тому, что встала на защиту Джерри. Она положила ладонь на его рукав, он приподнял ногу, сбрасывая со штанины репейник. – У него контузия. По крайней мере была. У него глаза его матери. Я его удержу. Он – слово из пяти букв и не «чудак».

Пока остальные размышляли над услышанным, она взяла коня за уздечку и отошла в сторону.

– Иди сюда, – сказала она. – Ведь больше некуда.

Джерри ощутил облегчение. Он вынул из переметной сумы свою маленькую гавайскую гитару. Потребуется еще какое-то время, чтобы ее настроить.

Наконец им стали попадаться кактусы. Это несколько взбодрило Трясуна Mo. Он выстрелил в парочку кактусов, чтобы убедиться в их реальности. Архиепископ Бисли лишился шляпы, но продолжат уделять деятельное внимание своей накладной бороде; он зажал уши пухлыми ладонями.

– О мой Бог!

Майор Най оказался рядом с ним.

– Что, чересчур шумно, викарий? – Он повернул голову к Джерри. – Идемте, старина. Помогите-ка нам запеть песню!

Чтобы подбодрить товарищей, он затянул приятным, довольно высоким голосом «Четвероногого друга».

Наверное, прошла неделя, прежде чем они обнаружили Тропу Чишолма.

К тому моменту, когда путники покинули пределы Оклахомы, миссис Перссон уже несколько устала от «Юга границы» и «Счастливых троп», в особенности после того, как Джерри потерял свою юкалеле [93] . Но даже это было легче переносить, чем те минуты, когда майор Най ностальгически затягивал любимую песню «Менестрелей Мура и Берджесс» – «Я сам себе дедушка»:

Над головами путников потемнело. Миссис Перссон взглянула вверх – и увидела тень чего-то, что уже поднималось над грядой холмов у горизонта.

– Азриэль, – сказала она.

19

Путешествие вокруг луны Техаса

– Я и забыла, что такое множественные оргазмы.

Миссис Перссон перекатилась на кровати и открыла щелку под жалюзи. Джерри зажег две сигареты «Шерман». Их специфический запах снова опьянил его, все его тело целиком. Он провел ладонью по мягкой внутренней стороне ее бедра. Как же хорошо выбраться из этих удушливых болот Нью-Мексико! И еще лучше – оказаться вдали от того, во что превратился теперь Техас. Ливневые дожди и приливы стали катализаторами для обширных территорий, заполненных химическими, ядерными и людскими отходами, то есть одним из главных денежных источников Техаса в добрые старые времена. Не похоже, чтобы что-нибудь рождалось там теперь. Он просвистел несколько тактов из песенки «Может, потому что я из Лондона», думая о том, каким же он был дураком, прежде всего потому, что вообще поехал. Он протянул миссис Перссон сигарету. Та глубоко вдохнула богатый, ничем не испорченный дым.

Где-то вдалеке, в северной части Лэдброук-гроув, заухала пушка Анафемы. Джерри как-то задумался над тем, когда же Новый Альянс возродит Анафему, запрещенную согласно Женевской конвенции. Знаменательная ирония: первым большим городом, который потрясла Анафема, стала Женева.

Непрекращающаяся вибрация, вызванная звуками Анафемы, была столь знакома, что расслабляла обоих, словно шум морского прибоя. Басы и барабаны. Было слышно, как через регулярные промежутки времени рушатся дома. Времени достаточно. Скоро Анафема прекратится, и те, кому положено, приберутся, пока оружие будет перезаряжаться. Не очень-то экономичное оружие.

Джерри сверил часы.