Епископ Бисли вновь облачился в свою богатую ризу и митру.

– Бостон? – Золотой епископский посох был перепачкан шоколадом. Бисли сладострастно облизал пальцы. – Вернуться к обычной рутине немалого стоит. Добродетельный кардинал. И, конечно, кардинал грешный. И мне по-прежнему недостает старого доброго Гоббса. – Бисли неохотно предложил Джерри конфету и почувствовал облегчение, когда тот отказался. Его понесло. – Дорогой коллега! – Он указал на стул.

Джерри подошел к книжному шкафу.

После того чудовищного дела в России Бисли был рад вернуться к своей работе. Он опустил иголку патефона на край пластинки.

– Джаз годится? Итало-американский? Я ведь втайне отчасти бунтовщик, как ты, несомненно, догадывался. Ты, наверное, не знаешь моего коронного приема. Он называется «Абиссинский топот». Знакомо?

– Однажды слышал в Риме. – Джерри вздохнул, когда клирик понес свой глупый вздор. – Здесь это никогда не действовало.

Свет, проникавший сквозь цветные оконные стекла, отражаясь от меди, латуни, серебра и золота, освещал готическую комнату в духе живописи ранних прерафаэлитов [46] . Старые книги, портреты, коробки с логотипами «Марс» и «Сникерс» удачно гармонировали с приглушенным освещением. Другие полки были заставлены изданиями памфлетов утилитарного толка [47] . Не без удивления Джерри взял в руки экземпляр раннего издания «Ньюгейтского календаря».

– Вы это читали?

– Моя неграмотная дочь думала – это что-то, связанное с нугой [48] .

Епископ продолжал вести себя в том же ключе. Танец, призванный поколебать землю в ее вращении вокруг оси. Но пока что воздействие испытывали только ненадежные башни Оксфорда. Джерри выглянул в окно, за которым шпиль качнулся и безвольно рухнул на булыжник. Бисли праздновал свое возвращение в лоно англиканской церкви. Он назвал это событие примирением и взамен получил то, что осталось от прихода. Все его деловые начинания по созданию секты новообращенных закончились ничем в результате легализации наркотиков класса А.

Тем не менее, большой пользы в Оксфордском движении не было. Епископ Бисли чувствовал, что понятие «Мускулистое христианство» внутренне противоречиво. Его вступительная проповедь называлась «Храните сладость» и не удалась на обломках Церкви Христовой. В наши дни не так много охотников до больших порций уныния.

Завод граммофонной пружины заканчивался. Бисли танцевал буги все быстрее и быстрее, словно желая компенсировать мелодичность стенаний граммофона.

– Вы боитесь сердечного приступа? – Джерри переставил иглу проигрывателя.

– О, нам он пока вряд ли грозит. Я думаю, на примере Оксфорда их случилось достаточно. Ты так не считаешь? – Впрочем, епископ сдался и потянулся за «Сникерсом».

– Я мог бы достать вам батареек. – Джерри повернул ручку аппарата. – Вам больше не понадобятся пружины и часовой механизм. Вы опять зарядитесь пылом. Это реальная жизнь, а не какая-нибудь городская фэнтези.

Неожиданно побагровевший епископ сел, тяжело дыша.

– Ты пытаешься завести меня? Мне это предписывал знахарь. Он говорил о Душе, но я прежде всего пойду в Диксиленд. Ты здесь не в командировке?

– Я вернулся к иезуитам, – сказал Джерри. – Меня послали с предложением о заключении союза.

Епископ Бисли подпер грязной розовой рукой подбородок. Внезапно к нему вернулось стремление дерзать. Ему оставался всего один шаг до того, чтобы стать следующим Папой.

– Откуда это? – Он поправил митру и взял в руку посох. – Из Ватикана?

– Через Вестминстер.

– Вестминстер? Те, кто остался, чихают от пыли! Витают в облаках, монсиньор. – Он пробормотал что-то короткое, но грубое. – С кем вы на самом деле?

Джерри указал на свою фальшивую кокарду. Епископ Бисли полюбовался ею.

– С Обществом. – Джерри рассмеялся. – Со старым добрым Обществом.

Бисли это явно убедило, но он искал абсолютной уверенности. Он протянул руку.

– Какой у тебя номер?

– Сорок девять четыреста шесть.

Джерри показал епископу латунный брелок на часовой цепочке. Было заметно, что им немало пользовались. Он был погнут и истерт. Похож на древнеримскую монету.

Атмосфера в комнате вдруг стала легкой.

Бисли задумчиво посмотрел на гостя из Йорка.

– Ну, и как там старик Папа?

6

Что такое ваше кино?

– Цирк заняли клоуны.

Майор Най вез Уну Перссон на побережье, где ей предстояло провести шестинедельную серию репортажей в прямом эфире с Брайтонского мола, где все началось.

– Вы слышали сегодняшние новости? Да что вы! Наверное, это было неизбежно. Я не особенно тревожился, пока они просто занимались политикой. Но цирк! Я когда-то любил цирк. Когда я был мальчишкой, к нам каждый год приезжал большой цирк.

Старый администратор не скрывал свой возраст. Светло-голубые глаза Ная сверкали на обветренном лице. Его голова выглядела как обтянутый кожей череп красивой формы. Редкие седые волосы были аккуратно причесаны, усы потеряли былую жесткость. Изысканный темный костюм (на два размера больше, чем полагалось) делал его вновь молодым, как в те времена, когда он вернулся после операции в Бирме [51] и надел свою первую штатскую одежду.

Лежавшие на рулевом колесе руки в перчатках без пальцев, – бледные, со слегка вздувшимися венами.

– Думаю, это Билли Смарт. Или лорд Джордж Сэнгер? Одно время между ними шла жесткая конкуренция. Потом мы начали принимать гастролеров из России, из Франции… Весьма шикарно, надо полагать. Не в моем вкусе. Для меня цирк – это тигры и клоуны. Укротители львов. Наездницы. Белые пони. Меткие стрелки. Слоны. Знаете, мой дядя познакомился с Буффало Биллом при дворе графа. Я хотел бы увидеть Буффало Билла. А какова Энни Оукли! Как вы думаете, она была еврейкой?