Пол Ди Филиппо, Чайна Мьевиль, Майкл Муркок, Джефф Райман

Города

Предисловие

Вдали от торной дороги

Нужно много огней, чтобы получился город, правда?

Вероника Лейк – Алану Лэдду
«Синяя георгина» (1946)

Есть в образе города нечто, что трудно объяснить: это смешение зданий, улиц, аллей, магазинов словно бы приобретает индивидуальность и становится чем-то большим, чем простая сумма составляющих его частей. И, в сущности, не важно, о каком городе речь: все они таковы.

Мы используем идею города, чтобы увидеть, что же есть человеческое общество: море коммерции, городской (и моральный) упадок, выражение художественных устремлений, воплощение технологического прогресса или униженное одиночество. Здесь – все человечество, и вся бесчеловечность – тоже.

В городе происходит действие целого ряда повествований в жанре научной и сказочной фантастики, об этом уже немало написано, особенно в замечательном эссе Брайана Стейблфорда «Энциклопедия научной фантастики», и я не намерен дополнять эту сокровищницу сведений. Однако я постараюсь создать соответствующее настроение, представляя этот четвертый провидческий сборник.

В 1976 году мы с Ники – моей женой – проводили медовый месяц в Нью-Йорке.

Мы возвращались в гостиницу – давно не существующую «Барбизон-плаза» в южной части Центрального парка – из кинотеатра на Коламбус-серкл. Шел сильный дождь, капли громко стучали по мостовой и тротуарам, и, если не считать одного или двух автомобилей, район казался совершенно пустынным. Дойдя до перекрестка, мы остановились в ожидании разрешающего сигнала светофора.

На одной из скрещивающихся улиц стояла машина, намеревавшаяся сделать левый поворот, а прямо напротив нас находился мужчина, который, несомненно, провел некоторое время в обществе бутылки. Он пьяными жестами замахал нам как раз в ту секунду, когда машина начала двигаться, и они оказались приблизительно на одном участке дороги. Автомобиль замер, чтобы пропустить пешехода, но тот не стал продолжать свой путь через улицу, а остановился, слегка споткнулся и, по-прежнему покачиваясь, повернулся к машине. Твердо уперев одну руку в бок, свободной рукой он стал делать машине приглашающие жесты. Мотор хрипло взревел, машина двинулась вперед и – до странности осторожно – подняла прохожего на капот, после чего бесцеремонно сбросила его на мусорные баки у обочины. Машина исчезла в ветреной ночи и лишь мигнула нам задними огнями, прежде чем раствориться за пеленой дождя.

В немом удивлении мы наблюдали за тем, как мужчина выбрался из груды мусора и спрессованных жестяных банок, отряхнулся и, негромко выразив свое неодобрение – всего лишь неодобрение, заметьте! – неуверенно двинулся, уже слегка прихрамывая, мимо нас в тот темный уголок мира, в котором обитал.

Все описанное продолжалось не более нескольких секунд, и, кроме нас, свидетелей происшествия не было. Да и о чем говорить? Незначительный уличный инцидент, результатом которого могли стать даже не выбитые зубы, а разве что пара ссадин. Но здесь было нечто большее, намного большее, чем инцидент как таковой: он обернулся внезапным погружением в мир, который мы поначалу воспринимали как наш родной, но который необъяснимым образом изменился. Иные правила восприятия – идеалы мгновенно пошатнулись, когда погода, здания, дорожные знаки и автомобиль словно сговорились, чтобы объединить свои усилия против непоследовательности и хрупкости человеческой природы. Конечный момент «темной зоны», которому вполне могло бы найтись место на страницах «Рассказов птицы смерти» Харлана Эллисона, так как здесь произошло внезапное отчуждение привычного.

Далее на страницах этой книги вас ждут еще четыре примера такого преображения.

Ситуации, описанные в четырех рассказах, вошедших в этот сборник, могут носить название, известное вам, и даже содержать издавна знакомые вам признаки… Но ведь таковы все аналогии с миром, который мы знаем. А все прочее гарантировано, здесь вся человеческая жизнь… в определенном смысле.

Здесь вы найдете очаг цивилизации, ограниченный Трексайдом и Риверсайдом, который так красноречиво описал Пол ди Филиппо в рассказе «Год в Линейном городе», и Счастливую ферму, где живут старики Джеффа Раймана и где былые столпы общественных идеалов и принципов оказываются перед необходимостью прибегнуть к системам безопасности ААЖ, чтобы создать последний бастион обороны против безымянности и угнетения. Вас не оставит в покое несущий боль пост-апокалиптический образ Лондона («Амальгама», автор Чайна Мьевилль). Еще вы найдете здесь чисто барочный и в то же время бесконечно достоверный образ событий, происходящих в современном мире и не только увиденных глазами одного из самых любимых и терпеливых литературных героев, но и помещенных на фоне старого доброго Нью-Йорка («Поджог собора» Майкла Муркока).

Так пристегните же ремни, отправляйтесь – и не обращайте внимания на дорожные знаки. Мы посетим такие места, где вы наверняка небывали, с помощью четырех писателей, в распоряжении которых имеются такие дорожные карты, каких вы не найдете в обычных магазинах. Счастливого вам путешествия!

Питер Краузер

Январь 2003

Пол ди Филиппо

Год в Линейном городе

/Это/ было следствием их представления… об Америке как о чудовищной танцплощадке, простирающейся от побережья до побережья, покрытой беззвездной ночью, где горячие стержни движут тысячами одиноких пар с нарастающей энергией субботней ночи.

Джон Клеллон Холмс, «Иди», 1952

1

Боязнь голубков

Февраль, и говорить его отец может только о своей неминуемой смерти, яростно ругаясь при виде стаек Голубков, слетающихся специально ради него, – этих пестрых крылатых пятнышек, плывущих в искажающем перспективу дыму северной оконечности мира. Холодное сердце в зябкой квартире на Трексайде, старый человек, который приходит в неистовство, когда Диего Петчен наносит ему вынужденный сыновний визит, словно он приберегает к приходу своего единственного сына все свои ежечасные страхи и упреки. К удивлению Диего – впрочем, это вполне в манере старика, – в его испуганной брани можно было уловить нотку бешеной гордости, словно масса Голубей, необходимая для того, чтобы предать старого грешника его посмертной судьбе, заслуживала некоего извращенного восхищения.

Сезонное Солнце в этом месяце полностью исчезло с неба, тающий снег заполонил водосточные канавы Бродвея, как будто опрокинулись все августовские лотки с мороженым и на Трексайде, и на Риверсайде. (Может быть, далекое, обычно неощутимое тепло, исходящее с Не Той Стороны Трекса подтапливает снег, а холодные туманы с Того Берега замораживают водосточные желоба? Может, и так – а может, и нет. Верно, что обитатели Трексайда жалуются, что летом страдают от зноя сильнее, чем их соседи с другой стороны Бродвея, и надеются получить компенсацию при понижении температуры зимой. Равным образом верно, что жителям Риверсайда приходится несколько больше ежиться зимой, зато они гордятся прохладой, которая приходит в их жилища, когда Сезонное Солнце начинает завоевывать свои позиции. Но Диего, предпочитающий рационализм слесаря, склонен полагать, что реального контраста между двумя районами нет, а есть лишь психосоматическая реакция на относительную близость Трекса и Ривера.) Походы в гости к старику становятся тягостной повинностью и в самую лучшую погоду, но в это время года они особенно утомительны.

Диего живет в Районе Гритсэвидж. Население: 100 000 или около того, разбросано по сотне Кварталов; нынешний мэр: откровенно самоуверенный Джобо Копперноб; атмосфера: вполне культурная и естественная, несмотря на мрачное название Района [1] . Берлога Диего: квартира с окнами на улицу в 10 394 850-м Квартале Бродвея, над магазином овощей и фруктов под названием «Гимлеттс». (Его отец обитает всего в нескольких Кварталах ближе к Центру.) Окрашенный медным купоросом дом, в котором живут Диего и его соседи, располагается на Бродвее, в Риверсайде.